...Хотя я училась не в педине, а в университете, и в дипломе у меня написано «математик», но педагогическая практика у нас все-таки была. Для широты профиля. После третьего курса нас загнали в пионерлагерь. «Юный романтег» назывался и располагался где-то на ...надцатой станции Большого Фонтана.
Правда, нас направили не пионервожатыми, а воспитателями, но какая разница? Главное, что под наше – двух зеленых студенток – начало поступал отряд пионеров.
Нам с подругой повезло дважды. Во-первых, нам достался пионерлагерь для детей работников коммунального хозяйства. А особого шику и крупных средств для детей дворников и сантехников наше государство не выделяло. Нам поручили самый маленький отряд – восьмилеток, еще даже не пионеров.
А во-вторых, в отряде полагалось иметь 30 детей. У нас их было больше пятидесяти. Хотя по документам все-таки 30. Это означало, что остальных детей руководство лагеря приняло слева, положив деньги в карман. А еще это означало, что порций еды на отряд положено все-таки тридцать...
Почему же родители сдавали туда детей? Ну а куда их летом девать? Не слишком благополучные были семьи работников коммунхоза. Замученные и не всегда трезвые дворничихи и технички были очень довольны, что ребенок все лето не путается под ногами и его не надо кормить. Вот и сдавали.
Ну можете себе представить этих детей. Худенькие, малоразвитые, хулиганистые. Нам дали два огромных сарая с железными койками – спальню девочек и спальню мальчиков. Там же должны были спать и мы. Удобства состояли из многоместного сортира типа «дыры в полу» (одного на весь лагерь) и ряда кранов во дворе – там можно было умыться. Все. Раз в неделю их водили в баню. Как справлялись с гигиеной девочки из отрядов постарше – я не знаю, но наши просто не мылись. Подозреваю, что и те тоже... Мы с подругой мучались несказанно, отрывая время из нашего 4-5 часового сна на помывку глухой ночью.
Очень скоро выяснились дополнительные подробности о детях: несколько мальчиков писались по ночам. Каждую ночь. Как только мы это обнаружили, сразу же побежали к кастелянше за сменой белья и матраца (матрацы на панцирных кроватях были ватные). – Еще чего! – возмутилась она. – Где это я его возьму? – А что же делать? – Не знаю! – рявкнула кастелянша. И белья не дала. Домой ребят тоже никто не дал отправить – деньги за них взяты. Поэтому простыни просто сушили, а матрацы... переворачивали. А на следующий день – опять переворачивали. Вы себе можете это представить? Не можете? А надо. Добавьте столбы мух и наслаждайтесь.
Сейчас наверняка придут правдолюбцы с мотором и расскажут мне, что мы должны были то и должны были се. Потребовать, заклеймить, разоблачить и т.д. Но у кого потребовать? У директора, который все прекрасно знал и, тем не менее, детей взял? Кто-то мне объяснял, что надо было поехать в горком комсомола и там рассказать. Но во-первых, это из серии «написать Сталину, он разберется», а во-вторых, мы никуда не могли поехать: нам вручили пятьдесят диких восьмилетних Тарзанов, Амал-Камал, Маугли и Каспаров Хаузеров – и наша задача была довести их живыми до конца лагерного срока. То есть чтобы никто не убился, не сбежал, не попал под трамвай, не загремел с качелей и не выбил себе глаз.
Понятно, что в такой ситуации отлучиться оттуда мы просто не могли низачем. А тем более просиживать часами по приемным комсомольских вождей, которые плевать знойным летом хотели на забитый в уголок Большого Фонтана лагерь детей уборщиц...
Однажды мы все-таки попробовали поднять шум – это когда поняли, что нормально накормить 50 голодных детей тридцатью скудными «детскими» порциями не удается. Мы чего-то там шумели и орали, пока к нам не подошел здоровенный мордоворот нехорошего вида (рубщик мяса) и не посоветовал помалкивать, пока у нас целы руки, ноги и головы. Ясно было, что с этой кухни (в прямом и переносном смысле) кормится целая куча народу, там все схвачено, и две студентки, связанные к тому же «зачетом за педпрактику», ничего там изменить не смогут. Пришлось делить тридцать на пятьдесят.
|