«Серый сумрак бесприютней,
Сердце - горче. Я одна,
Я одна с испанской лютней
у окна.
Каплют капли, бьют куранты,
Вянут розы на столах.
Бледный лик больной инфанты
в зеркалах.
Отзвук песенки толедской
Мне поет из темноты.
Голос нежный, голос детский...
где же ты.
Книг ненужных фолианты,
Ветви парка на стекле...
Бледный лик больной инфанты
в серой мгле».
«В 1909 году редакция нового символистского журнала «Аполлон» получила стихи от таинственного автора по имени Черубина де Габриак. Стихи описывали католическую Испанию времени инквизиции, рыцарство и войны крестоносцев, поразительную красоту поэтессы, ее аристократическое происхождение, фанатический католицизм, мистицизм, духовные страдания, откровенную чувственность и демоническую гордость.
Черубина де Габриак произвела такое впечатление на редакторов, что они поверили в нее и приветствовали как «новую поэтессу» и «поэтессу будущего», которую ожидал русский модернизм. Иннокентий Анненский увидел в ней «Будущую женщину». «Байрон в женском обличии, но даже без хромоты», - написала о ней Марина Цветаева позднее, размышляя об авторском образе Черубины... Сентябрь-ноябрь 1909 года в русской литературе стали, по словам Цветаевой, эпохой Черубины». (Марианна Ланда)
«Эти руки со мной неприступно
Средь ночной тишины моих грез,
Как отрадно, как сладко-преступно
Обвивать их гирляндами роз.
Я целую божественных линий
На ладонях священный узор...
(Запевает далеких Эриний
В глубине угрожающий хор.)
Как люблю эти тонкие кисти
И ногтей удлиненных эмаль,
О, загар этих рук золотистей,
Чем Ливанских полудней печаль.
Эти руки, как гибкие грозди,
Все сияют в камнях дорогих.
Но оставили острые гвозди
Чуть заметные знаки на них».
Черубиной была мистически настроенная поэтесса Елизавета Дмитриева, преподавательница гимназии, изучавшая испанскую средневековую литературу в Сорбонне. В жизни Дмитриева не была красавицей, хромала от рождения, но все же многие находили ее привлекательной. У Е.Д. были романтические отношения с Волошиным и Гумилевым, и оба в свое время просили ее руки. Коктебель, петербургский салон Вячеслава Иванова «Башня» - были тогда местами обитания этих поэтов. Максимилиан Волошин и предложил Дмитриевой втайне от всех эту мистификацию, и стал ее соавтором.
«Лишь раз один, как папоротник, я
Цвету огнем весенней, пьяной ночью...
Приди за мной к лесному средоточью,
В заклятый круг, приди, сорви меня!
Люби меня! Я всем тебе близка.
О, уступи моей любовной порче,
Я, как миндаль, смертельна и горька,
Нежней, чем смерть, обманчивей и горче».
Успех Черубины был колоссальным. Ахматова вспоминала, что в эти годы в русской литературе остро ощущалась вакантность места «первой» поэтессы, которое вскоре на короткое время и заняла Черубина, чтобы потом уступить Ахматовой и Цветаевой. Маковский, редактор журнала «Аполлон», получал умные, тонкие, изысканные письма, переложенные сухими травами и цветами. Никто не видел прекрасную испанку, наполовину русскую по происхождению, но все могли рисовать себе портрет своей мечты.
«Я - в истомляющей ссылке
В этих проклятых стенах.
Синие, нежные жилки
Бьются на бледных руках.
Перебираю я четки;
Сердце - как горный миндаль.
За переплетом решетки
Дымчатый плачет хрусталь.
Даже Ронсара сонеты
Не разомкнули мне грусть.
Все, что сказали поэты,
Знаю давно наизусть.
Тьмы не отгонишь печальной
Знаком святого креста.
А у принцессы опальной
Отняли даже шута».
Падение новой литературной звезды произошло так же стремительно, как и ее появление. Псевдоним удалось раскрыть, и за ним оказалась женщина, не соответствовавшая экзальтированным эстетическим ожиданиям литературной публики. И тогда внезапно стихи, пользовавшиеся безусловным успехом даже у таких взыскательных литературных судей как И. Анненский, вдруг потеряли ценность. Скандал сопроводился дуэлью Волошина и Гумилева.
Культ Черубины разбился вдребезги, и взамен появилась не менее страстная критика. Осуждалась и ее внешность, и стихи как вторичные, подражательные или даже не ею написанные. Больше всех обманутый Маковский писал о Дмитриевой, как о страшной химере, вставшей перед ним вместо прекрасной Черубины, в которую он был влюблен.
|